За пределы страха. Раскрытие любящего сердца. Stepping Out of Fear

Обусловленность, которую получило большинство из нас, имеет природу стыда. Наши родители, сами того не зная, передали нам свой стыд. Но это состояние не многие из нас хотят чувствовать или принимать. Вместо этого мы его компенсируем, «раздуваясь» либо «сдуваясь». И компенсация не позволяет нам ни признать, ни исцелить стыд. Как только мы понимаем стыд: что это такое, как он ощущается, что его приносит, откуда он приходит, и как мы обычно от него бежим, — его воздействие на нашу жизнь становится меньше и меньше.

Когда нас охватывает стыд, мы входим в состояние транса — в пузырь. В этом трансе мы чувствуем себя определенным образом, думаем определенным образом, ведем себя определенным образом и определенным образом видим мир. Мы чувствуем омертвелость жизненных сил, наш ум наполняется «голосами стыда», которые осуждают, критикуют и негативно себя сравнивают. Наше поведение может стать маниакальным или депрессивным, превратиться в нападение или упрашивание, в зависимости от нашей природы. И мы видим мир как враждебное место, состоящее из победителей и побежденных. (Обычно мы сами оказываемся побежденными.)

Есть два способа выхода из транса стыда. Первый: просто видеть его, чувствовать и понимать, что это такое. Это более пассивная и женственная возможность, и она включает в себя признание, что стыд — не мы сами, но просто состояние, которое в нас провоцируется из-за ранней обусловленности. Ничего не нужно делать, кроме как наблюдать его и чувствовать, когда он приходит. Второй способ заключается в том, чтобы идти на некоторый риск и бросить вызов собственным страхам и системам верований, позволить существованию показать нам, что реально. Это более активный или мужественный аспект выхода из стыда.

Прорабатывание стыда — это важный обряд перехода, процесс, делающий нас глубоко человечными и чувствительными. Может быть, необходимо пережить период обвинения и гнева в отношении людей, подвергнувших нас стыду. Но если нам удастся в какой-то момент признать, что каждый опыт, который мы получили, каким бы он ни был болезненным, имеет свой смысл, мы достигнем гораздо более глубокого видения. Мы можем даже смотреть на стыд и насилие с благодарностью. У меня есть близкий друг, который теперь живет в Осло и стал терапевтом с буйно цветущей практикой. До этого он одиннадцать лет работал менеджером на шоколадной фабрике. Работая там, он был так несчастен, что обычно запирался в своем офисе и ел шоколад, пока ему не становилось плохо. Теперь мы шутим, что прорабатывание стыда похоже на то, чтобы «выдержать одиннадцать лет на шоколадной фабрике».

Глава 13

Судья-погонщик

Маета, мой друг-терапевт из Осло, рассказывает историю о своем дяде, который был капитаном корабля и плавал по морям Востока. У него на корабле работал индус, который по окончании работы докладывал: «Сэр, я сделал то-то и то-то в соответствии с вашими очень высокими стандартами». Нам никогда не удается сделать что-нибудь, отвечающее нашим «очень высоким стандартам», но мы не прекращаем попыток.

Внутренний судья-погонщик — это обратная сторона нашего стыда. Во многом именно благодаря ему мы продолжаем считать себя испуганными и неадекватными людьми. Функция судьи-погонщика состоит в том, чтобы заставлять нас следовать правилам, стандартам и инструкциям нашей обусловленности. Когда мы этого не делаем, он наполняет нас чувством вины и страхом. Энергия погонщика ощущается как внутренние голоса, вербально или энергетически требующие от нас делать больше, быть больше, пытаться лучше и так далее. Осуждающая энергия приносит голоса, говорящие, что мы недостаточны во всем: недостаточно умны, недостаточно красивы, недостаточно духовны, недостаточно чувствительны, недостаточно расслабленны, недостаточно храбры и так далее. Голоса погонщика постоянно диктуют нам, что делать, что не делать, постоянно оценивают и судят нас за то, что мы делаем или не делаем, погоняют и критикуют.

Судья-погонщик может приходить извне, а может находиться в голове. Наш Ребенок слышал, как голоса родителей, учителей, религии и культуры говорили: «Ты должен делать это, ты не должен делать то, это чересчур, этого недостаточно». Ребенок принял все это и перевел: «Я должен делать это, я не должен делать то, это чересчур, этого недостаточно». Часто бывает, что выговоры, осуждение и критика судьи-погонщика пришли к нам очень давно или в невербальной форме, и поэтому мы не слышим их как «ты», мы слышим их как «я». И, может быть, даже не осознаем, что нами помыкает судья-погонщик. Это просто жизнь. Или мы думаем, что с нами говорит «Бог». За все годы нашей карательной и моралистической иудейско-христианской обусловленности «Бог» приобрел довольно дурную славу.

В каждом из нас энергетический комплекс погонщика принимает разные формы, но каждый из нас тем или иным образом проигрывает комбинацию внутренних голосов и внешних проекций. Пока мы верим этому судье-погонщику, снаружи всегда будут находиться люди, усиливающие его и мучающие нас. В таких отношениях мы чувствуем, что подвергаемся насилию, что нас не видят, не осознавая, что эти люди — только внешние выражения того, что мы несем внутри. Полезно увидеть, что в ответ на припадок судьи-погонщика приходит в движение внутренняя энергия. Мы либо подавляем себя и погружаемся в стыд и шок, либо бунтуем и боремся. Эта динамика существовала и в детстве. Некоторые из нас по своей природе реагировали в основном подавленностью и отступлением. Другие относятся к бунтующему типу. В любом случае, нами все еще помыкает судья-погонщик. Он все еще заправляет представлением, и мы реагируем, как марионетки.

Нита, участница недавнего семинара, опаздывала на каждое занятие. Когда мы спросили ее, почему, оказалось, что в детстве мать всегда подгоняла ее. Теперь Нита все время опаздывает. Мы предложили, чтобы она приняла твердое решение приходить вовремя и посмотрела, что это в ней вызовет. Через два дня она начала чувствовать внутри сильную ярость по поводу того, что ее всю жизнь гоняли. Ей было важно соприкоснуться с этой яростью, потому что с ней пришел огонь, способный разрушить негативные силы подавления. До этого Нита выражала гнев только косвенно, хроническими опозданиями. Анна Лиза, молодая шведская участница того же семинара, живет с матерью и большую часть времени находится в стыде и шоке. Но она бунтует, забывая делать вещи, которые ее просит сделать мать. Нита реагирует подавленностью, а Анна Лиза бунтом, но за обеими реакциями стоит одно и то же чувство беспомощной ярости, и им обеим было важно соприкоснуться со своим гневом.

Беатрис, немка тридцати с чем-то лет, всю жизнь боролась. Она не может себе представить, как можно было бы не бороться. Для нее очень необычно быть в подавленности, потому что она не позволяет этому произойти. Но, поскольку она так отождествлена со своей бунтарской стороной, ей трудно позволить себе быть уязвимой и почувствовать страх. Для таких людей, как Беатрис, знакомых с ролью бунтаря, позволение подавленности может оказаться дверьми к собственной уязвимости. А для тех из нас, кто отождествлен со стыдом, шоком и отступлением, может оказаться более творческим исследование энергии бунтаря. Чтобы в нее двигаться, нужна большая храбрость, потому что сильны страхи наказания и уничтожения за непослушание. Часто, когда мы впервые знакомимся с бунтарем в нас и движемся в эту роль, нас ошеломляют страх и чувство вины, и мы убегаем обратно в привычную подавленность. Потом мы снова набираемся храбрости и совершаем еще один шаг в бунтарство.

Мы можем заметить влияние судьи-погонщика как в том, что чувствуем себя жертвой, так и в том, что превращаем в жертву других. С некоторыми людьми мы можем быть судьей-погонщиком, с другими — Эмоциональным Ребенком, которого погоняют и осуждают.

Чувствуя себя сильными и значительными, мы можем нагромождать на другого насилие, нетерпение, ошеломление, критику и требования. Я вижу, как это действует, когда играю в теннис. Если я пропускаю несколько ударов, появляется голос «Криш, попади по мячу!Поймай его снизу! Не бей слишком поздно! Шевелись!», и так далее. В такие моменты у меня не остается никаких сомнений, что судья-погонщик всегда живет у меня в голове, и я могу начать сжиматься под гнетом его критики. Я всегда устанавливал себе «очень высокие стандарты» и, конечно, не мог согласно им жить. И до того, как я вынес их в осознанность, я устанавливал те же «очень высокие стандарты» для всех остальных и подвергал их той же пытке, которую постоянно переживал сам. Я делаю так до сих пор, но могу поймать это раньше, потому что теперь чувствую приносимую боль. Когда мы подвергаем себя или другого нападению судьи-погонщика, это вызывает глубокий стыд, и наш Эмоциональный Ребенок под давлением приходит в шок.

Если мы считаем судью-погонщика голосом Бога, трудно распознать, что этот комплекс — просто результат негативной обусловленности. Когда я впервые увидел, что мой судья-погонщик — лжец, это было большим потрясением. Было гораздо легче принимать все его стандарты как истинные. Просто «так надо». Большая защищенность была в том, чтобы считать голоса судьи-погонщика истиной. Мне не приходилось ничего подвергать сомнению. Я успешно жил, подчиняясь его командам. Я создал эффективные компенсации и, следуя им, верил, что моя жизнь «удавалась». Я должен был быть доктором, посвятившим жизнь служению другим. Я должен был быть занятым учением и улучшением себя, развитием вкуса к искусствам и музыке и не потакать себе чрезмерно в материальных вещах. Я должен был быть добрым и чувствительным к другим и не быть высокомерным, эгоистичным и претенциозным. Следуя всем этим предписаниям, я стал бы «меншем», то есть, на языке идиш, человеком души и глубины. Кто сможет спорить с этими ценностями? Проблема в том, что они были мне даны вместе с сильным посланием, что это единственный способ жить. Нам нужно научиться самим находить собственные стандарты и ценности.

Есть книга, которую мы рекомендуем участникам наших семинаров: «Образование Маленького Дерева» Форреста Картера. Она показывает, что ребенка можно научить вырабатывать собственный образ жизни. Получая руководство, поддержку, направление и даже наказание любящим и поощряющим способом, Маленькое Дерево растет с ядром любви к себе и в доверии к своим суждениям и восприятиям. Без внутреннего доверия и любви мы растем и учимся защищаться или идти на компромисс в попытках достичь навязанных нам стандартов. Мы учимся слушать других, а не себя. Мы вырастаем в раба и судью-погонщика. Мы можем представлять результаты, пытаться произвести впечатление, бороться за власть и контроль. Мы можем культивировать роли, которые позволяют нам хорошо к себе относиться и отождествляться с ними. Потом мы цепляемся за эти роли, и нам не приходится чувствовать стоящего за ними стыда. Все эти компенсации — способы, которыми ребенок научился справляться с судьей-погонщиком. Они производят внутри тяжелый стресс, и не удивительно, что мы легко приходим в состояние истощения, одержимости или депрессии.

Только когда мы обнаруживаем собственные ценности и развиваем в них уверенность, тирания судьи-погонщика начинает подходить к концу. С раннего детства нас учили принимать и поддерживать навязанные стандарты. Чтобы освободиться от судьи-погонщика, нам нужно отвергнуть их и найти свои собственные. Нападения будут продолжаться, пока мы не разовьем достаточно внутренней силы и уверенности, чтобы доверять себе. В этом процессе мы открываем, какую пережили борьбу. Мы чувствуем, до какой степени нам пришлось отказаться от самих себя, чтобы получить любовь и внимание, нужные нам для выживания. И мы начинаем видеть, как глубоко это управляло нашей жизнью. Но по мере того как мы вырабатываем больше осознанности и любви к себе, сила судьи-погонщика ослабевает, и мы можем обнаружить его ложь и отстраниться от его нападения. Он несет в себе жесткую негативную обусловленность нашего воспитания и ничего не знает о том, кто мы такие на самом деле. Нужно, по сути, научиться распознавать, когда мы подвергаемся нападению, чувствовать, как это нападение действует на нас, и видеть, что корни нападения лежат в нашей обусловленности.

Упражнения

Нарисуйте две картинки: одну — изображающую вашего судью-погонщика, а вторую — представляющую Раненого Ребенка, подвергающегося нападению. Под картинками напишите, что каждый из них говорит другому. Спросите себя, правда ли то, что они говорят. Наблюдая каждого из них, заметьте, что иногда вы можете быть полностью отождествленным с одним или с другим, веря, что судья-погонщик прав, и чувствуя, что вас совершенно захватила его энергия. В другие моменты у вас больше расстояния. Замечайте это так, словно наблюдаете кого-то другого.

Ключи

Мы бессознательно впитали в себя вербальное и невербальное давление и осуждения из детства в виде энергетического комплекса, который я называю «судьей-погонщиком». Этот комплекс постоянно захватывает нашего Эмоционального Ребенка. Иногда вторжение совершается голосами внутри нашего ума, в другие моменты мы проецируем комплекс на окружающих, чувствуя, что они осуждают или критикуют нас снаружи.

Мы справляемся с нападениями погонщика путем компенсации или защитного поведения. Компенсации — это стратегии и роли, помогающие нам чувствовать собственное достоинство в глазах судьи-погонщика. Защитное поведение — это что угодно, что мы делаем, чтобы дать себе некоторое облегчение от напряжения давления и критики.

Мы реагируем на судью-погонщика либо подавленностью, либо бунтом. Но, пока длится реакция, мы остаемся у него под контролем. Его влияние прекращается, только когда мы вырабатываем собственные внутренние ценности и начинаем жить согласно им.

Когда нас захватывает погонщик, трудно добиться расстояния от Эмоционального Ребенка. Мы чувствуем, что по терпели поражение. Часто в такие моменты все, что нужно, — это осознать, что мы отождествлены со стыдящейся частью себя, которая подвергается нападению со стороны более сильной, насильственной и доминантной энергии.

Глава 14 Шок

В старших классах я был в команде школы по софтболу^[7]. Я хорошо играл в поле и очень хорошо бил — на тренировке. Но во время сезонных игр мой мяч летел за поле почти с каждой подачи, и я пропускал мячи, которые легко мог взять. То же самое происходило на теннисных матчах, когда мы играли против других школ. Чем сильнее было давление, тем более я разваливался на части. Что-то у меня внутри просто переставало работать. Я ничего не мог с этим сделать. Таково же рода опыт происходил в других ситуациях, когда я ощущал давление, например, сдавая экзамены, или, что было самым болезненным, занимаясь любовью. Впоследствии я был, как громом поражен, когда узнал, что переживал тогда именно шок.

Шок — еще одна существенная достопримечательность во внутреннем ландшафте Эмоционального Ребенка. Он приходит из чувства такого глубокого страха, что мы отсоединяемся от себя и часто не можем даже чувствовать, думать, двигаться или говорить. Шок может возникать в нашей жизни непредсказуемо и внезапно, в любой ситуации, в которой есть хотя бы малейшее давление, агрессивность или боль. Спровоцированная дискомфортом бессознательная ранняя травма лишает нас возможности функционировать. Шок способен искалечить наши способности в любом аспекте жизни.

Шок приходит из травмы, причем обычно повторяющейся. Питер Левин в своей книге «Пробуждение тигра» разрабатывает динамику шока. Он объясняет, что лучший способ понять шок — это вообразить маленькое животное, загнанное в угол хищником: негде спрятаться, некуда бежать, невозможно бороться.

В детстве мы были, как это маленькое животное. Наша нервная система, выживающая с помощью бегства или борьбы, не имела в распоряжении этих возможностей, если мы оказывались в западне. Тогда она откликалась замораживанием, и системы тела сворачивались. Ребенок чувствует себя в западне, переживая травму любого рода. Травматические опыты в какой-то форме случались с нами снова и снова. Результатом стало скрывающееся внутри глубокое чувство замороженности, и его можно в любой момент спровоцировать. Это шок. Даже если мы энергетически уводили себя от угрожающей ситуации (это называется дизассоциация), наша физиология все же приходила в шок, и мы накапливали в бессознательном болезненные воспоминания.

Иногда эти повторяющиеся травмы случаются так рано или так незначительны, что мы даже не осознаем, что они случились. Невинный, открытый, изысканно чувствительный младенец или маленький ребенок чувствует вокруг себя все, и его травмирует малейшая насильственная или вторгающаяся энергия, малейшее напряжение или бессознательность в его окружении. Мы рождаемся в подавляющем и соревнующемся обществе, где в шок приводит сама его природа. Наше рождение, общение наших родителей друг с другом, их образ жизни, то, как нас касались, то, с чем мы столкнулись в школе, — чаще всего это бесчисленные травмы, которым мы подверглись. Если к этому добавить насилие, давление, критику и вторжения, постигшие нас в детстве, у нас начнет складываться картина шока.

Когда сегодня мы переживаем что-то, напоминающее ранние травмы, возникает шок. Один из участников наших семинаров однажды рассказал очаровательную историю, которая послужит хорошим примером того, как шок всплывает в нашей ежедневной жизни. У него сильная и контролирующая жена, которая, среди прочего, запретила ему есть в их дорогой машине, потому что боялась испортить обивку. Однажды, когда они ехали за городом (по Германии), он купил свежие вишни и все-таки стал поедать их в машине прямо на ходу. Она начала его пилить, но он возразил, что никакой проблемы нет, потому что он держит косточки во рту. В определенный момент он нагнулся и выплюнул их в окно. Все было прекрасно, только он забыл его открыть. Именно это происходит в шоке. Мы так пугаемся, что делаем глупейшие вещи.

Многие вещи могут привести нас в шок. Мы называем эти вещи раздражителями шока. Раздражителем шока может быть любого рода высказанный или невысказанный гнев или насилие, давление, критика или осркдение. Это может быть контроль, манипуляции или ожидания. Это может быть напряжение, или негативность, «носящаяся в воздухе», или противоречивые сообщения. Даже чего-то одного из перечисленного может быть достаточно. Малейшего взгляда, какого-то тона голоса, того, как кто-то с нами разговаривает или не разговаривает, может быть достаточно, чтобы спровоцировать шок. Симптомы шока могут быть разными у разных людей. Он может вызывать холодный пот, ускоренное сердцебиение, сильное беспокойство или замешательство. Некоторые из нас могут все время пребывать в какой-либо форме шока. Он может проявляться как фобии, приступы паники, хроническое беспокойство, расстройства способности учиться или какие-нибудь хронические болезни. Мы можем пытаться компенсировать воздействия шока, «улетая» или фантазируя, но опыт шока остается в теле. У меня есть близкий друг, который почти гениален, но его почерк выглядит так, словно ему пять лет. Узнав о шоке, он понял, что большую часть детства был дислексиком^[8].

Как и в случае со стыдом, шок может быть связан с разными областями нашей жизни. Шок может сделать нас недееспособными в сексе, чувствовании, гневе или творчестве. Трудно понять, почему шок возникает в этих конкретных областях нашей жизни. В случае стыда мы можем увидеть, как и в чем критикуем себя сами или подвергаемся осуждению со стороны. Но в случае шока часто все остается загадкой. Я так никогда и не смог разобраться в том, откуда возник мой шок. Наверное, из памяти о глубоко бессознательной травме. Мы можем заниматься любовью и внезапно обнаружить, что не присутствуем, или тело перестает откликаться. Нам может быть трудно чувствовать эмоции, и мы сами не знаем, почему. Гнев, конфронтации или выступление перед группой может вызывать огромную панику.

В прошлом я верил, что причиной недееспособности и шока может быть только чрезвычайная и очевидная травма. Но это не так. Даже контроль или манипуляция, ситуации для нас незначительные, для Эмоционального Ребенка бывают настолько же травматическими и шокирующими, что и очевидные случаи сексуального или физического насилия. Это понимание было для меня важно, потому что помогло мне стать более сострадательным к себе.

Я также заметил, что, как и в ситуациях со стыдом, если мы спровоцированы, то отождествляемся с Раненым Ребенком в шоке. Это заставляет нас превратиться в жертву в отношениях с людьми и с миром. Бессознательно мы видим и чувствуем себя как человека, подвергающегося насилию и заслуживающего насилия. Такой образ себя заставляет нас привлекать людей, которые обращаются с нами в том же стиле, который изначально принес шок. Как только мы это понимаем, объяснимым становится то, почему мы продолжаем повторять одни и те же травматические опыты. Я заметил, что в прошлом оказывался окруженным выразительными и эмоциональными людьми, и их выразительность провоцировала мой шок. Или я привлекал людей, провоцировавших во мне шок при помощи контроля, манипуляций, давления или критики. Я принимал очень творческие решения больше не попадаться. И потом, когда снова видел, что ничего не помогло, я разве что не бился головой о стенку от разочарования. Но, когда отождествленность стала рассеиваться, то же случилось и с поведением.

Когда в нас провоцируется шок, ничего нельзя сделать, кроме как распознать его, чувствовать и принимать как; реальность. Обычно мы осуждаем себя за шок. Страх и паралич не слишком высоко котируются в шкале хорошего самочувствия. Мы стыдим себя за то, что находимся в шоке, и снова получаем коктейль из стыда и шока. Дать себе пространство, чтобы позволить страхи и шок, — один из самых храбрых и важных шагов, которые мы можем совершить. Если мы попытаемся подгонять себя, чтобы так или иначе выйти из шока, станет только хуже. Я нашел, что, как и со стыдом, просто знания о шоке: как он чувствуется, что его провоцирует, и откуда он приходит, — было достаточно, чтобы добиться от него расстояния и начать наблюдать. Понимание постепенно позволило мне приобрести способность просто «быть» с шоком, без суждений, и постепенно начать вспоминать, что когда мой Эмоциональный Ребенок входит в шок, это — не я.